Реалии Востока в жизни и творчестве И. А. Бунина
Реалии Востока в жизни и творчестве И. А. Бунина
В России о Востоке впервые заговорили художественным языком в XV веке (А. Никитин). Во второй половине XIX в. в России стало появляться много переводов (с европейских языков) индийской, арабской, китайской и других восточных литератур, издавались многочисленными тиражами буддийские тексты, Коран, религиозные труды и другие книги Востока. Однако к культуре восточных стран и к ментальности людей Востока на протяжении многих веков относились как к экзотике, которой восхищались. И в странах Европы знания о традициях Востока преломлялись через европейский взгляд на «неевропейскую» – чуждую, непонятную культуру.
Одной из характернейших черт жизни русской интеллигенции начала XX века было стремление к постижению изначальных основ бытия, которое диктовало необходимость переосмысления духовного опыта, накопленного человечеством за тысячелетия его истории, пересмотр всех религиозно-философских, нравственно-этических и эстетических представлений.
Сложная социально-политическая ситуация, в которой оказалась Россия на рубеже веков, дала новый импульс полемике о Востоке и Западе как глобальных категориях, определяющих возможные пути дальнейшего исторического развития страны, своеобразие ее общественного устройства и психологические особенности русского человека. Вопрос о соотношении «восточного» и «западного» начал как факторов, влияющих на судьбу России, волновал на рубеже XIX – XX вв. философов, общественных деятелей, художников, поэтов и писателей. » //Буддийский Восток в творчестве И. А. Бунина. – Смольянинова, Елена Борисовна.
« В различных ракурсах эта тема раскрывается в произведениях Д. С. Мережковского, К. Д. Бальмонта, А. А. Блока, Андрея Белого, М. А. Волошина, Велимира Хлебникова, Н. С. Гумилева и др.
Загадочный мир Востока с его мистицизмом, созерцательным мировосприятием, фатализмом и фанатизмом, идеей верности своему пути был необыкновенно притягателен для русского человека. Он хранил тайну зарождения человечества, истоков религиозных верований, морально-этических устоев, философских воззрений и эстетических представлений.
Обращение Бунина к теме Востока было обусловлено проявившейся уже в его раннем творчестве тенденцией к постановке глобальных вопросов человеческого бытия. Склонность к философскому осмыслению действительности, стремление найти ответы на самые важные вопросы -жизни и смерти, цели и смысла существования, соотношения судьбы отдельного человека с миром природы и судьбами всего человечества – все это предопределило обращение писателя к философско-этическим системам различных стран и исторических эпох.
Восток в этом смысле занимает особое место. Буниным он воспринимался как хранилище древней мудрости, божественных истин и тайн мироздания, дарованных человечеству, но забытых и безвозвратно утраченных им. Для Бунина Восток одновременно и «кладбище мира», и «царство солнца», которому «принадлежит будущее».
Одной из важнейших психологических особенностей Бунина-художника было постоянное стремление к познанию самых разнообразных сторон человеческого бытия, как современного, так и скрытого во тьме веков. Особый универсализм художественного зрения писателя, его способность зримо и явственно почувствовать свою близость ко всем живущим и жившим когда-то людям, острое ощущение единства жизни человечества и каждого его представителя в отдельности, – все это обусловило интерес Бунина к истории и культуре, философии и
психологии других стран и народов. В стихотворении «Собака» (1909) он так обозначил свое художественное и человеческое кредо: «Я человек: как Бог, я обречен Познать тоску всех стран и всех времен».
Важнейший аспект «бунинского Востока» можно условно определить как религиозно-философский. Восток предстает как хранилище изначальной духовности человечества, древнейших представлений о Боге, мироздании и месте человека в мире. Восток как «царство Солнца» имеет и некоторое символическое значение. Солнце – это не только живительный источник тепла и света, но и символ круговорота времен года, смены дня и ночи, в более широком смысле – символ Колеса жизни, извечных и непреложных законов бытия. «Космическое» мироощущение в творчестве Бунина в значительной степени связано с его обращением к ценностным категориям, постулированным «восточными» вероучениями (мусульманством, иудаизмом, зороастризмом, суфизмом, ранним христианством, индуизмом и – особенно – буддизмом).
В художественно-эстетическом плане несомненный интерес для Бунина представляло знакомство с культурой Востока, произведениями литературы и фольклора, древними архитектурными и культовыми памятниками. Эмоциональное воздействие культурных ценностей Востока нашло отражение во многих произведениях писателя (цикл «Тень Птицы», рассказ «Город Царя Царей», стихотворения «Стамбул», «Черный камень Каабы», «Гробница Сафии», «Айя-София» и мн. др. ).
Интерес Бунина к Востоку и его культуре не был только следствием отклика на веяния времени, а обусловливался самой личностью художника. Поэт несколько раз совершал путешествие в Константинополь, его вдохновлял Коран, творчество арабских поэтов. Бунин детально исследовал историю, этнографию, географию Востока, что позволило ему быть создателем оригинальных произведений. Сам же Бунин так поясняет главную причину своего влечения к Востоку: это «жажда жить не только своим настоящим, но и тысячами чужих жизней, современным мне и прошлым, всей историей всего человечества со всеми странами его» [142, 1, 386].
В развитии восточной темы у Бунина исследователи выделяют два периода: 1900-е гг. , когда было создано свыше пятидесяти стихотворений, среди которых такие шедевры, как «Ковсерь», «Джинны» («Звезды горят над безлюдной землею. . . »), «Ночь Аль-Кадра», «Тэмджид», «Черный камень Каабы», «За измену», «Путеводные знаки», «Мудрым», «Зеленый стяг» и др. , которые печатались Буниным под заголовком «Из книги "Восток"» или «Из цикла "Восток"», и 1910-е гг. , связанные уже с синтэнцией накопленных впечатлений от путешествий по странам Востока. Каковы же главные идеи стихотворений «восточного» цикла?
И как человек, и как писатель, Бунин пытался постигнуть истоки человеческой мудрости. На Востоке писатель пытался найти какую-то универсальную мировую модель совершенного человеческого общества, считая, что она была или, возможно, есть там – с целью донести эту информацию до своих соотечественников. Работая над темами, образами и идеями древней культуры Востока, Бунин выделяет в них то, что вызывает и в современных читателях исторические и этические ассоциации с нашим временем. Таким образом, все бунинские достижения, выраженные в поэзии и прозе, посвящённой Востоку, могут быть осмыслены и в общечеловеческом плане и отвлечены от конкретной историко-культурной ситуации.
Он задумывался о причинах крушения древних цивилизаций. В "прошлом, в истории народов, их религий, культур Бунин искал ответы на вопросы, которые ставил кризис современности, искал пути его преодоления. Он понимал, что именно потеря внутренней веры, а не внешних проявлений религиозности, способствует гибели цивилизации. Эту мысль он наиболее ярко выразил в рассказе «Братья», вложив в уста англичанина: «Бога, религии в Европе давно уже нет, мы, при всей своей деловитости и жадности, как лёд холодны и к жизни, и к смерти: если и боимся её, то рассудком или же только остатками животного инстинкта» [43, 4, 25].
В своих произведения Бунин даёт подробный информационный материал о религиозной культуре. Однако наше исследование позволяет сделать вывод, что у Бунина интерес к Востоку не был религиозным самоопределением, этот интерес скорее носил эстетический и одновременно глубоко этический характер. Отсюда не правы те учёные, которые без достаточных доказательств причисляли Бунина к адептам той или иной религиозной системы. Бунин никогда не пытался предпринимать сколько-нибудь решительных шагов к какой-либо восточной мировоззренческой концепции вероисповедания. Веря в заповеди Библии, уважая мудрость Корана, он, тем не менее, относился к религии – христианской ли, буддийской, мусульманской – как к одной общей для всего человечества идее, воспитывающей в людях любовь друг к другу, уважение и братство (независимо от социокультурного уровня каждого взятого в отдельности человека). Поэт чувствует нечто единое, лежащее в основе всего мира и человечества – именно эту мысль Бунин отстаивает на протяжении своих духовных и творческих исканий. На основании исследованных нами критических материалов о жизни и творчестве Бунина, можно утверждать, что Бунин рассматривал любые религии как ценности, являющиеся достоянием всей человеческой истории. Обращаясь в своих философских поисках к Востоку, он видит в нём саму суть общечеловеческих духовных устремлений.
1910-е гг. открываются путешествием Бунина в Сирию, Турцию, Палестину. В бунинских очерках этого периода (в которых поэт часто цитирует Библию, Коран, индийские канонические книги) отражены не только непосредственные путевые впечатления, но и углубленные размышления, порожденные кризисом, охватившим в начале двадцатого столетия все сферы отечественной жизни, как общественной, так и индивидуальной, внутренней, затронув и экономику, и философию, и религию, и эстетику, и политику. В своих поисках ответов на насущные вопросы», Бунин внедрялся в самые малоизученные страны, посещал такие места, куда допускали не всякого верующего из местных жителей. Это свидетельствует о том, что писатель был открытым и искренним в общении с восточными людьми, шедшим навстречу его целеустремленности. Он изучал их, погружался в их культуру, изучал религию, быт, нравы восточных людей, пытался сблизиться с ними, и всё это впитывал в себя, чтобы понять как бы изнутри каждую отдельную традицию Востока. Он стремился на разных уровнях познать мир этих стран, в том числе ощутить Восток на чувственном уровне (вкус, запах, цвет, звук) и отражал это в своём литературном творчестве.
Помимо реального восточного мира его чрезвычайно интересовало литературное наследие писателей Востока и книги о Востоке. Возьмем, например, поэта Саади. Саади был близок Бунину своей лаконичностью, афористичностью языка. В 1913 году Бунин пишет стихотворение «Завет Саади», которое исследователи рассматривают как вольный перевод или переложение восточной мудрости. «Будь щедрым, как пальма. А если не сможешь, то будь/ Стволом кипариса, прямым и простым – благородным». Истина, сокртыая в строках, понятна, наверное, каждому. Поэт утверждает незыблемые для любого народа духовные ценности: щедрость, открытость, благородство души, милосердие, скромность. Однако используемые для сравнения образы нетрадиционны для европейской поэзии. Тематический параллелизм осуществляется с помощью образов экзотической природы: здесь пальма и кипарис.
Перед тем, как отправиться в путешествия и во время путешествий, Бунин много читал научную и популярную литературу, а также встречался с переводчиками, географами, писателями. И весь этот комплекс восприятия Востока он воплотил в своих оригинальных произведениях, которые сложно воспринимать без определённого рода эрудиции, касающейся той или иной культурной восточной традиции. Что бы мы ни взяли из наследия писателя – дневники, письма, художественные произведения и т. д. – они проникнуты духом восточных культур.
Путешествия по странам Востока наложили свой отпечаток на творчество Бунина. Бунин и сам неоднократно говорил, что «всякое путешествие меняет человека». В результате этих поездок перед читателем Бунина открылся мир особых человеческих взаимоотношений. Лирика 1910-х гг. свидетельствует о проникновении Бунина в восточную культуру: поэта интересуют религиозные обряды и обычаи, история, мифологическая древность, путь как пространственно-временная и философская категория. «Всякий дальний путь – таинство: он приобщает душу к бесконечности времени и пространства. А там – колыбель человечества. И я пойду к выходу из капища истории, – из руин, древнейших в мире, загляну в туманно-голубую бездну Мифа».
Как дань культуре Востока следует рассматривать появление в творчестве Бунина восточных форм – газеллы и пантума. Упрощенный пантум – в стихотворении «Зейнаб, свежесть очей!. . » Газелла была написана гораздо позже – в 1920 г. И вот они, реалии Востока!
Холодный ветер дует с Мензаллэ,
Огнистым морем блещет Мензалэ,
От двери бедной хижины моей
Смотрю в мираж зеркальный Мензаллэ,
На пальмы за чертой его зыбей,
Туда, где с небом слито Мензалэ. . .
Мензаллэ – Мензала, мелководная лагуна в дельте Нила. До бунина влитературе уже имелся опытнаписания газели. К ней обращался, в частности, Фет А. А. Поэты Серебряного века : Вяч. Иванов, И. Северянин, М. Кузмин.
Говоря о теме Востока в творчестве И. А. Бунина, необходимо отметить, что «Восток Бунина» крайне неоднороден. Помимо разделения древнего и современного писателю Востока, Бунин – писатель и поэт четко различает Восток арабско-мусульманский, Восток ветхозаветный, Восток буддийский. Последний связан, прежде всего, с Индией и -персональная особенность Бунина – с Цейлоном, тропическим островом, сохранившим в первозданном виде каноны древнего буддийского вероучения, где писатель побывал в 1911 году. Личные впечатления, помноженные на знание буддологических источников и произведений индийской литературы и мифологии, стали предпосылками создания бунинского «образа Востока».
«Восток и Русь в изображении Бунина, соприкасаясь определенными гранями, относятся к разным этапам единой, но многоликой, вечно движущейся истории человечества» (Р. С. Спивак). Арабский, мусульманский Восток представлен в поэзии Бунина как обособленный, замкнутый мир со своим комплексом философских, религиозных, нравственно-этических и эстетических представлений, уходящих корнями в седую древность и одновременно близких душе художника. Это позволило П. И. Тартаковскому рассматривать стихотворения Бунина, посвященные этой теме, как единый «арабский цикл». Говоря о причинах пристального внимания к Востоку в России на рубеже XIX – XX веков, Тартаковский подчеркивает, что именно в этот период «начала ощущаться историческая ограниченность модели мира, которую на протяжении долгих и неспокойных веков вырабатывало европейское мышление. Все более неуместным выглядело желание строить историографические, религиозные, правовые, нравственные и эстетические концепции и понятия, основываясь исключительно на опыте общественной жизни Европы»14. Бунин, по мнению Тартаковского, воплотил в себе «гуманистическую идею исторической связи Востока и Запада», причем эта идея соотносится с мыслью о том, что «Россия начала XX века совершала подлинное духовное восхождение к Востоку древнему и новому – не сопернику, а брату Запада».
И. Тартаковский сделал важный вывод: «арабским циклом» стихотворений поэт сделал Восток «своим» и тем приблизил его к русским людям. М. Л. Мирза-Авакян усмотрела в поэзии И. А. Бунина раздумья о путях мировой культуры, о причинах гибели великих цивилизаций.
Для преодоления противоречивости, наблюдаемой в оценках и высказываниях Бунина о Востоке и связанных с этим контрастных выводов в работах литературоведов, принципиально важным представляется высказанное Мальцевым положение о разграничении понятий «Азия» и «Восток» в приложении к философско-историческим и культурно-этическим взглядам Бунина. «"Восток", – как считает Мальцев, – это чарующие страны древней культуры и мифа, прародина человечества, доисторический Рай, "Азия" – безликая плоская равнина, сонное существование в тупой неподвижности и бесформенности, вне памяти ("гроб беспамятства"), вне прошлого, жестокость, грубость, тяжеловесность». «Азия» часто ассоциируется у Бунина с современным ему среднеазиатским или аравийским Востоком (российский уездный город -«вечно заносимый пылью, подобно оазисам среднеазиатских пустынь, подобно египетским каналам, засыпаемым песками» (4, 155) – рассказ «Пыль»). В то же время, «Восток» – Прародина человечества, земной Рай, земля, дарованная Богом Адаму – это, скорее, Восток древний, до– и вне-исторический. Отсутствие «пыли» и «пустынь» (и максимальная приближенность космических начал – солнца, неба, воды/океана; животного и растительного мира) характеризует Восток буддийский. «Раем», «землей прародителей» Бунин часто называет Цейлон, тропический остров, сохранивший древние буддийские традиции.
Отсутствие подобного разграничения подчас приводило буниноведов к излишне тенденциозной и односторонней оценке роли Востока в творческом мироощущении Бунина. Это наблюдается, к примеру, в работах Л. К. Долгополова. Рассматривая вопрос об историзме в творчестве Бунина, Долгополов пишет следующее: «Разрушительные инстинкты, проникшие в самое сердце России, в толщу ее народной массы, имеют, согласно Бунину, своим истоком Восток, Азию и даже Африку, с которой у России обнаруживается таинственная связь» .
В эмигрантский период творчества Бунин создает рассказ «Ночь» («Цикады»), в котором с пониманием и сочувствием говорится о таком «восточном» феномене, как память о предыдущих существованиях, «все возрастающем с годами чувстве Всебытия и неминуемого в нем исчезновения» (5, 303), «Ничто не гибнет -только видоизменяется» (5, 304). Подтверждением того, что подобное мироощущение не воспринимается писателем как исключительно его личная психологическая особенность, могут служить сходные мотивы, появляющиеся в других рассказах Бунина («Сосны», «Соотечественник», «Косцы» и др. ).
Философско-этический план в бунинском отношении к Востоку тесно сплетается с мифопоэтическим и эстетическим. Кроме того, значительный личный опыт знакомства со странами Востока, его святынями, мифами, легендами, архитектурными памятниками и литературными произведениями оказал большое влияние и на формирование художественного миропонимания писателя, и на поэтику его произведений.
Бунин оригинально писал о Востоке, проникал в психологию и реальный, а не вымышленный, мир восточного человека в отличие от других писателей (например, Минский, А. Блок), которые обращались более к ориентальной фонетике, нежели к жизни. По мнению же Бунина, среда, характер, колорит должны возникать в первую очередь из непосредственно увиденного и прочувствованного материала.
В своих произведениях писатель размышляет о любви, жизни и смерти, их сочетании. Восток для него является колыбелью человечества, доисторическим раем. Если Н. Гумилёв стремился к Востоку в поисках первобытного, стараясь как можно дальше уйти от цивилизации, ища там чистого от природы, не испорченного цивилизацией человека, то И. Бунин искал на Востоке именно истоки мировой культуры, первоосновы человеческого общества. Идеал Бунина также был в прошлом, но прошлом не дикости, первобытности, а цивилизации в наивысшем значении этого слова.
В восточных стихотворениях Бунин мастерски использовал мусульманские понятия, вставляя в текст русского стихотворения прямые кальки с арабского языка: (Коран) – "Разверни же, Вечный, над пустыней /Книгу звёзд небесных – наш Коран"; (Элиф. Лям. Мим) – "И он сказал: "Девиз мой страшен. / Он – тайна тайн: Элиф. Лям. Мим"; (Аль-Кадра) – "Ночь Аль-Кадра. . . Сошлись, слились вершины/ И выше к небесам воздвиглись из чалмы"; (Джаннат) – "В безбожный блеск, за грань земли печальной,/ В сады Ажиннат уносит душу он" или "Он драгоценной яшмой был когда-то, /Он был неизреченной белизны – /Как цвет садов блаженного Джинната"; (Мухаммад); (Зейнаб), (Хамсин) – "Зейнаб, свежесть очей! /Ты – арабский кув-шин/Чем душнее в палатках пустыни, /Чем стремительней дует палящий хамсин, /Тем вода холоднее в кувшине"; (дервиш) – "На средине между ранним утром/ И вечерним сумраком встают /Дервиши Джелвети и на башне /Древний гимн, святой Тэмджид поют"; (Мекка), (Ихрам) – "Но не страшись: на рассвете увидишь ты Мекку/ И облечёшься в Ирам" и т. д.
По разным причинам не все слова правильно озвучены Буниным на русском. Так, в слове "ихрам" поэт намеренно пропускает один звук (второй): "Но не страшись: на рассвете увидишь ты Мекку/ И облечёшься в Ирам"). Бунин показал, что иноязычные слова могут органично звучать и восприниматься в русскоязычном стихотворении, не являясь в них чем-то посторонним, экзотическим.
Бунин вставляет в стихотворения даже целые религиозные формулы: (Во имя Бога и пророка) [БиСМи ЛьЛЯХИ Ва РаСУЛиХи] – "Во имя Бога и пророка. / Прочти, слуга небес и рока", (Нет в мире бога Кроме Бога) [Ля ИЛЯХа ИЛьЛЯ ЛЛАХ] – "Молчи, молчи, – сказал он строго. . . "
Лишь имя архангела [Джибрил] поэт всегда даёт по-русски (Гавриил) – так, как это имя звучит в библии: видимо, чтобы сблизить восток с западной традицией. Так же, по-русски, автор называет пророка Авраама (в Коране – Ибрагим).
В стихотворениях, кроме явно используемых арабских слов, имеются и другие кора-нические понятия, которые скрыты в подтексте. Так, подробно Бунин описал стадии намаза в стихотворении "Тонет солнце, рдяным углем тонет. . . ", такие, как, например, [Саджада] – земной поклон во время молитвы. В стихотворении "Склон гор" [Лейла] – если говорить о явлении природы, времени и [Лейла] – имя собственное, женское и др.
Иностранные слова в «восточных» произведениях Бунина – суть ключевые понятия, с помощью которых становится ясна не только основная тема произведения, но и делается очевидным его подтекст. Автор по-своему переосмысливает темы притч и легенд Востока, даёт им новое символическое значение. Но одновременно он опирается на собственные впечатления от встречи с современным Востоком.
Бунин стал первым русским поэтом, столь глубоко проникнувшимся психологией и духовным миром восточного человека. Никто другой не передавал столь точно и подробно информации о религиозной культуре мусульман через поэтические строки. Неслучайно об Иване Алексеевиче Бунине, русском поэте начала XX века, сегодня можно услышать как о "главном "мусульманине" русской поэзии" ("Литературная газета", № 9, 2005 г. ). Более того, если побывать на мусульманских сайтах в Интернете, можно убедиться, что мусульманский мир в России считает Бунина "своим" поэтом. И это неудивительно: ведь у него есть много произведений об арабской культуре, и в том числе – полюбившееся русскоязычным мусульманам стихотворение "Зеленый стяг".
"Зелёный стяг" – священное знамя ислама Вначале это была повязка, надевавшаяся поверх чалмы, одного из приверженцев Мухаммеда. После одной из битв он распустил её и водрузил на пике как знамя. Это знамя хранится в сокровищнице турецких султанов. Его в свёрнутом виде возили в походы, в которых участвовал султан, и разворачивали лишь в самые критические моменты.
В этом стихотворении поэт олицетворяет священное знамя ислама, символизирует его, представляя его старцем, неким почётным лицом, так и называет (по-турецки) – Эски: "Ты почиешь в ларце, в драгоценном ковчеге, / Ветхий деньми Эски/ Ты, сзывавший на брань и святые набеги /Чрез моря и пески" и подчёркивает святость зелёного стяга для мусульман, напоминая:". . . сердца покорил ты навек. Не тебя ль над главою Пророка/ Воздвигал Гавриил?" (Гавриил, по легенде, возглавив отряд конных ангелов, пришёл во время сражения на помощь Мухаммеду в битве при Бадре). "И не ты ли царишь на Востоке доныне?/ Развернися, восстань. . . " – поэт как бы предвосхищает будущее, считая, что возрождение духа непременно осуществится, что знамя жизни всё-таки живо, его только развернуть. "Развернися, восстань – / И восстанет Ислам, как самумы пустыни, / На священную брань!" – этими строчками Бунин вызывает у современников-читателей воспоминание о святом, о духовном, говоря теперь о знамени не просто как об исторически дорогом куске материи, имеющем отношение к Пророку, к первым мусульманам, а как о знамени жизни, о человеческом духе, намекая на высокое предназначение человека вообще. Бунин верит, что это знамя духовности ещё живо в людских сердцах, и потому в следующих строках откровенно горячо восклицает: "Проклят тот, кто для жизни не дышит,/ Проклят тот, кто угас/ Для молитвы и битв, / Кто для жизни не дышит,/ Как бесплодный Геджас" (Хид-жаз – так называлась Западная часть Аравии, где находятся главные святыни ислама). Сравнение с пустынной, как бы безжизненной, застывшей в неактивности Аравией здесь неслучайно ("Как бесплодный Геджас"), ибо жизнь, по Бунину, – это движение.
В этом стихотворении, как и во всём бунинском творчестве данного периода, пронизанном поисками утраченного рая, влекущими поэта во все его путешествия – на Восток, к древности, Бунин ищет ответ на вопрос куда идти, что искать, как спасти человечество от потерянности, богооставленности. В связи с этим он напоминает о Судном Дне, где, как единогласно вторят и Тора, и Евангелие, и Коран, будет вестись спрос с людей за их дела: "Ангел Смерти сойдёт в гробовые пещеры, / Ангел Смерти сквозь тьму / Вопрошает у мертвых их символы веры: / Что мы скажем ему?". Здесь явный намёк на рубеж веков, на современную Бунину действительность и, конечно же, на вечность, о которой Бунин часто думал. Что скажем мы, заблудившиеся, потерявшие идеалы прошлого? Автор стихотворения говорит: "Проклят тот, кто угас для молитвы и битв", – имея в виду не просто молитвы и битвы, а ту устремлённость ввысь, духовное бдение, которые помогают вести поиск общечеловеческого смысла жизни.
В верованиях Востока привлекает поэта отношение людей к своей культуре и религии. Мифологические персонажи, экзотические реалии в произведениях поэта не лишены своей самобытности. Человек Востока живет в гармонии с природой. Все в мире природы имеет для него сакральный, глубокий смысл. Сопоставляя культуру Запада и Востока, Бунин (вслед за О. Шпенглером) видит причину гибели народов и целых государств в отсутствии веры, духовности. Поэт изображает падение древних цивилизаций и раскрывает мысль об их обреченности, о разрушительной силе времени (стихотворения«Люцифер»,«Ра-Озирис»,«Каир»).
Приобщение к восточной тематике влечет за собой изменение формы произведений. Наряду с традиционными формами сонета, баллады, встречаются у Бунина и нетрадиционные, свойственные восточной поэзии. Это пантум («Зейнаб») и газелла («Холодный ветер дует с Мензалэ»), которые также включались поэтом в цикл о Востоке.
Бунин раздвигает границы понятий «вера», «память», «духовность», создавая в своих стихах синтез восточно-западной культуры. В отличие от поэтов Серебряного века он предпочитает создавать не ориентальные, стилизованные тексты под восточную лирику, а оригинальные, отмеченные глубоким знанием восточной культуры («Зеленый стяг»). Вместе с тем в поэзии Бунина много переложений Корана, есть переводы, заповеди, завещания, написанные в арабском стиле («Завет Саади»).
Мотивы разрушительной силы времени, красоты природы, связи прошлого с настоящим и будущим в поэзию художника входят вместе с текстом Корана и мифологическим наследием народов Востока. Высказывание Бунина о том, что «Востоку принадлежит будущее», в работе понимается многоаспектно. С одной стороны, Восток способен научить людей западного мира ценить свою культуру, хранить веру, помнить прошлое. С другой, в эстетическом смысле восточная поэзия, шире – литература, тематически разноплановая, дает богатый материал для жанровых новаций и поэтических экспериментов.
Высказывание Бунина о том, что «Востоку принадлежит будущее» можно понимать многоаспектно. С одной стороны, Восток способен научить людей западной цивилизации ценить свою культуру, помнить прошлое, хранить веру. С другой, в эстетическом смысле восточная поэзия, шире – литература, тематически разноплановая, дает богатый материал для жанровых новаций, поэтических экспериментов. Несмотря на то, что было много исследований в отношении темы «Бунин и Восток», эта тема не может быть исчерпана по той простой причине, что многообразно и уникально творчество Бунина, широк и разнообразен, оригинален Восток.
Ю. Г. Морозова, ГБОУ СОШ №1021, Москва
Метки: Искусствоведение