План работы над поэмой «За далью – даль»
План работы над поэмой «За далью – даль»
Если уж писать о своем путешествии, то писать так, как в свое время писал «Путешествие» Радищев.
Материал к урокам по поэме А. Твардовского «За далью – даль».
Урок первый.
1. Творческая история поэмы «За далью – даль». Замысел и его осуществление. Своеобразие жанра поэмы.
2. О себе. Автобиографические мотивы в поэме. Исповедальный характер повествования.
Главы «В дороге», «Две дали», «Литературный разговор», «С самим собой», «До новой дали».
Урок второй.
1. Волга, Урал, Сибирь – художественное открытие Твардовского.
2. Пейзажи Твардовского.
3. «Народ в лицах». Главы «За далью – даль», «Фронт и тыл», «Две дали», «Огни Сибири», «Москва в пути», «На Ангаре».
Урок третий.
1. Трагические страницы истории Отечества, их отражение в поэме «За далью – даль».
2. Я жил, я был – за все на свете Я отвечаю головой.
3. «Так песня спелась» Обобщение по теме. Главы «Друг детства», «Так это было», «До новой дали».
Первый урок.
1. Работа над поэмой шла с перерывами в течение 10 лет (1950-1960). «Страшно подумать, – писал Твардовский, – что на нее в сущности ушло 10 лет. Правда, было и кое-что другое в эти 10 лет, но все же – это главное». 1950-1960. Что это за годы в судьбе поэта? Первое послевоенное десятилетие было трудным для него. Сказывалась усталость, нажитая на войне; ему пришлось пережить массированный удар критиков за книгу прозы «Родина и чужбина» (1948), а в 1953 году – снятие с поста главного редактора «Нового мира» за «неправильную линию в области литературы», «за идейно порочную» поэму «Теркин на том свете» – она характеризовалась как «пасквиль на советскую действительность». До 1956 года на Твардовском висело клеймо «кулацкий сынок». «Трудный мой год, – записывает поэт 20 сентября 1954 года. – Подводя грустные итоги, можно отметить, что я понес поражение «по всем трем» линиям: журнал, поэма, личное дело в райкоме. Целый этап жизни окончился решительно и нужно начинать другой, а душевных сил мало». Поэт остро переживает свой творческий кризис. Приходили мысли, что он как поэт кончился, исписался. Росло чувство неудовлетворенности написанным: «Все идет безлюбовно: какая-то монотонность стиха, необязательность слов, выстроенных уже в известные ряды, абсолютная безусловность и обязательность стихотворной речи». Он понимает, что ритм стиха «может одушевить только свежая поэтическая мысль». О горьких минутах своей творческой жизни он пишет в главе «В дороге», сравнивая себя с «тем солдатом, что от полка отстал случайно на походе».
2. «Надо что-то предпринимать, нужно ехать, нужно слышать, нужно дышать, нужно видеть, нужно жить». «Мне по природе моей – необходима свежесть впечатлений, недодуманность картин, ситуации, встреча с новыми людьми, какого-то воздуха времени. Иначе начинаю буксовать». Поездки, дорогу он воспринимает как спасительное лекарство.
Изведав горькую тревогу.
В беде уверившись вполне,
Я в эту бросился дорогу.
Я знал, она поможет мне.
Она трясет и бьет,
А – лечит.
И старит нас,
А – молодит.
В апреле 1948 года Твардовский совершил свою первую поездку на Урал, в 1949 году – в Сибирь. Лето 1956 – вторая поездка в Сибирь – в Иркутск, Братск. Лето 1959 – поездка на Дальний Восток, к Тихому океану. Впечатления от этих разных путешествий по стране и составили сюжетную основу «путевого дневника».
3. Мысль о поэме, которая не получила еще своего названия «За далью – даль», пришла Твардовскому в 1949 году. Поэт вспоминал: «Как-то раз при переезде через Амур возле Комсомольска – на – Амуре я впервые подумал, что мог бы написать поэму со свободным, ничем не стесненным и ничем не ограниченным сюжетом, в которую втоптал бы все свои нынешние, прежние и, возможно, будущие впечатления от поездок. Мысль эта мелькнула у меня как раз на мосту через Амур, и я даже схватил какие-то строчки, которые потом и легли в стихотворение «Мост». А. Кондратович так комментирует это признание поэта: такое «мгновение – не сущий пустяк, а событие, как бы венчающее большую внутреннюю работу к приступу, началу самой работы над произведением. Работу огромную, до времени потаенную, невидимую и даже не всегда сознаваемую самим поэтом». Твардовскому понадобилось еще два года, пока началось осуществление замысла нового крупного произведения, пока к поэту не пришла уверенность: «Есть тема, не выдуманная от желания писать стихи, а та, от которой деваться некуда, если не одолеть ее; есть сердце, не огражденное мелочным себялюбием от других сердец, а открыто обращенное к ним; наконец, желание думать и додумывать для себя до конца, до полной уверенности то, что кажется уже достаточно обдуманным другими, готовым (готового ничего нет в области мысли) – все с самого начала проверить».
4. Внимание на то, что в собрании своих сочинений Твардовский не назвал поэму «За далью – даль» книгой, как это было с «Василием Теркиным», или «лирической хроникой», как это случилось с «Домом у дороги». Подзаголовок «Из путевого дневника» значился лишь в первых публикациях поэмы, а затем был автором снят, хотя в самом ее тексте встречаются определения: «дорожная тетрадь», «дневник дорожный», «мой дневник», на страницах которого был отражен общий контур сюжета: А сколько дел, событий, судеб, Людских печалей и побед Вместилось в эти десять суток, Что обратились в десять лет! Сам Твардовский считает свою поэму «лирической летописью этих годов». Что горько мне, что тяжко было И что внушало прибыль сил, С чем жизнь справляться торопила – Я все сюда и заносил. Поэт решительно отказывается от общепринятых литературно-повествовательных канонов и в своих записях так определяет принцип новой формы, найденной еще в пору работы над «Василием Теркиным»: «Повесть не повесть, дневник не дневник, а нечто такое, в чем явятся три-четыре слоя разнообразных впечатлений. Чего-чего не вспомнить, не скрестить и не увязать при таком плане! Дело только в том, чтоб, говоря, как будто про себя, говорить очень не «про себя», а про самое главное». В пору работы над новой поэмой поэт записывает 15 января 1955 года: «Надо двигать «Дали». Безумно было отказаться от такой свободной формы, уже найденной и уже принятой читателем». 6 апреля того же года сделана другая запись: «Я уверился и убедился, что у меня есть «хомут» – большая и единственная покамест работа – мои «Дали», которые требуют всех моих сил сейчас. И безумием было бы отказаться от этой формы, дающей такой простор и необязательность речи».
5. В поэме «За далью – даль», хотя и нет главы «О себе» (как в «Василии Теркине»), автор с подкупающей искренностью поверяет читателю всю сложность своей писательской судьбы, ответственность своего художнического долга. По словам С. Я. Маршака, «эта поэма – своего рода записки современника». А. Турков называет поэму Твардовского «лирическим дневником», который представляет интерес как «исповедь сына века». В своей исповеди Твардовский говорит об истоках, о своей судьбе и судьбе своего поколения. Я счастлив тем, что я оттуда, Из той зимы, из той избы. И счастлив тем, что я не чудо Особой, избранной судьбы. Мы все – почти что поголовно – Оттуда люди, от земли. В главах «В дороге», «Две дали», «Фронт и тыл», «До новой дали» больше автобиографического, личного, сокровенного. В них история преломляется в каких-то частностях, которые рождаются в воспоминаниях автора:
Не молкнет память жизни бедной,
Обидной, горькой и глухой.
Я вижу отчий край смоленский…
Волненью давнему парнишки
Доступна полностью душа,
Как вспомню запах первой книжки
И самый вкус карандаша…
И что ж такого, что с годами
Я к той поре глухим не стал
И все взыскательнее память
К началу всех моих начал!
Второй урок.
«За далью – даль» представляет собой широкое эпическое полотно. Здесь воспоминания и размышления автора сочетаются с дорожными впечатлениями, с картинами, мелькающими за окном вагона. Москва – Дальний Восток – таков маршрут путешествия, в которое отправляется поэт. Заволжье, Зауралье, Забайкалье – путешественник как бы заново открывает для себя дали, эти края родины. В главах эпического плана: «За далью – даль», «Семь тысяч рек», «Две кузницы», «Огни Сибири», «На Ангаре», «К концу дороги» – воссоздается «державный образ Родины». Образ далей, их пространственный и временной характер, варьируясь и обогащаясь, получает в поэме «За далью – даль» все новое и новое звучание. «Окрестный мир земли обширной» живет здесь в многочисленных поэтических зарисовках, передающих ощущение необъятности страны, ее неоглядных далей.
Пейзажи Твардовского. Они впечатляют богатством и разнообразием своего изобразительного ряда. При всей лаконичности их картинный план пластичен и выразителен. Примером может служить волжский пейзаж, занимающий в тексте всего две строки:
Мы видим плес ее широкий
В разрыве поля на пути.
Само слово «плес» означает «широкое водное пространство». Именно так оно толкуется в словаре Ожегова, где в качестве примера приводится: «Верхний плес Волги». У большого поэта слово, попадая в стихотворный контекст, активизируется, приобретает вдруг значение, не учтенное ни в каком словаре. Определение «широкий» – не только значимая деталь, выделяющая волжский плес из ряда других. Значительно его эмоциональное наполнение. Именно «плес широкий» поражает воображение людей, которые видят Волгу впервые, хотя и наслышаны о ней. К восприятию нарисованной поэтом картины читатель подготовлен волнующим моментом ожидания пассажирами встречи с Волгой. С него начинается глава «Семь тысяч рек». Отметим: сцена «Первая встреча с Волгой» подчеркнуто камерного плана. В вагоне рано утром «слово первое о Волге Негромко кто-то произнес».
Уже вблизи была она.
И пыл волненья необычный
Всех сразу сблизил меж собой.
И мы стоим с майором в паре,
Припав к стеклу, плечо в плечо.
Обращает на себя внимание трижды повторенное восклицание: «Она!» повтор здесь эмоционально и эстетически оправдан. Поставленное каждый раз в отдельную строку, это местоимение помогает почувствовать волнение людей, увидевших впервые Волгу, помогает раскрыть многозначность картины, созвучной высокому образу Родины. Взгляд Твардовского масштабный, «всеохватный». Поэт мыслит образами один другого грандиознее.
Она привычно, величаво
Свой древний совершала путь
В ней смотрелось пол России.
Что Волга – это середина
Земли родной.
С. Я. Маршак приводит в своей книге «Ради жизни на земле» короткий фрагмент из главы о Волге и замечает: «По одному этому отрывку видно, как послушно служат автору его ямбы на протяжении всей поэмы. То они звучат спокойно – повествовательно, то полны лирического волнения, то наливаются энергией».
Приметливым взглядом поэта схвачена еще одна картина:
Стожок подщипанный сенца,
Колодец, будка путевая.
Этот этюд в другой тональности, элегической. Увиденное из окна вагона наполнило «до краев» душу автора «теплом восторга и печали». Слово «стожок» встретится через несколько строк еще раз: этот образ оживил в памяти поэта другую даль, «отчий край смоленский».
Рядом с этой акварелью – суровый уральский пейзаж, тоже выполненный лаконично, на одной – двух деталях: «громоздились из земли Пласты породы, как торосы». Здесь в создании образа главную роль играет сравнение.
В пейзажах Твардовского доминируют укрупненные образы: «Волга – матушка», «Батюшка Урал», «звездная Сибирь». Автор прибегает к метафоре, гиперболе: в Волгу «смотрелось пол – России», «огни Сибири». Эти образы важны не сами по себе. Они позволили поэту сказать о масштабах дел русского народа, «подвижника и героя».
Великолепно передано ощущение Сибири, ее просторов, ее величия.
Сибирь! И лег и встал – и снова
Вдоль полотна пути – Сибирь.
Ученики убеждаются, что эти строки, состоящие из коротких слов, невозможно прочитать быстро, скороговоркой. Тон здесь задет слово «Сибирь». Поставленное в синтаксический контекст с выразительным тире, определяющее замедленное его звучание. Повествование о Сибири строится на смысловых и эмоциональных контрастах.
Сибирь!
Как свист пурги – Сибирь, -
Звучит и ныне это слово.
Звукопись, фонетическая оркестровка стиха, сравнение по-своему романтизирует этот образ. Романтическая приподнятость чувствуется и в словах «огни Сибири», которые «текут», «бегут», «лучатся» « с нерассказанной красой». А рядом с этим – другие образы, другие слова: «угрюмые зоны», «недоброй славы край глухой».
Всматриваясь в дорожную даль, в мелькающие за окном огни, Твардовский думает о людях «нелегкого труда», которые обживали эти суровые края.
А что там – в каждом поселенье
И кем основана она
Издалека вели сюда
Кого приказ,
Кого заслуга,
Кого мечта,
Какой емкостью отличается эта мысль! В четырех последних коротких строчках – чуть ли не вся история Сибири, ее прошлое и настоящее.
Чувством глубокой горечи окрашены размышления поэта о судьбе самой Сибири.
Необходимо отметить еще одну особенность пейзажей Твардовского. Для него природа – воплощение Прекрасного в жизни. Сильнее всего этот мотив выявлен в главе «На Ангаре». В предварительном комментарии к ней нужно подчеркнуть, что Твардовский был очевидцем главного события, отраженного в поэме, – перекрытия Ангары и писал о нем по живому впечатлению. Это обстоятельство поэт считал важным. Впечатление от увиденного было настолько сильным, что этому событию Твардовский посвятил прозаическое описание «Порог Падун», стихотворение «Разговор с Падуном», написанное почти одновременно с главой «На Ангаре». По стилю этих произведений мы можем судить, во власти каких чувств находился поэт, говоря о могучей силе Падуна.
Твардовский был покорен природой Забайкалья, украшением которой была горная река Ангара. Поэт любуется природной силой Ангары, стремительным движением, прозрачностью ее вод.
Река, стесненная помалу,
Крушила берег насыпной,
Всю прибыль мощных вод Байкала
В резерве чуя за собой.
Такой увидел Ангару Твардовский. Его стих поражает своим энергичным ритмом, имитирующим вольный бег горной реки. Динамичность описания, экспрессивная выразительность образа достигаются нагнетанием глаголов, энергия которых дает почувствовать ее дикий нрав и коварство. Чувствуется, что стихи эти писались с удовольствием, радостью. Так оно и было. Глава «На Ангаре» включает в себя серию микро эпизодов, которые носят не только и не столько описательный характер. Главные фигуры этих эпизодов – люди искусства: «оператор с кино вышки», член Союза художников, сам поэт. За внешне иронической интонацией, с какой говорится о каждом из этих персонажей, угадывается серьезная мысль о возможностях и роли искусства в постижении быстротекущей жизни. Так, в одной из сцен речь идет о художнике, который хотел
У Ангары своею кистью
Перехватить ее красы.
Жизнь утверждала новые пейзажи – с плотинами, эстакадами, мостами, тоннелями. «И есть, что видеть, есть, что петь», – говорил поэт в главе «С самим собой». И его стихам не чужда патетика: в финале главы «На Ангаре» поэт написал впечатляющую картину «Заря на Ангаре». Но патетическое начало не исчерпывало палитры изображения жизни Твардовским. Этому есть свое объяснение: оно в особенности его мировосприятия.
К радостям, вызванным преобразованием Сибири, примешалось чувство горечи от тех потерь, которые несла сибирская природа. Поэт с болью писал о них. Мысль Твардовского об исчезающих красотах угнетала поэта. В 1959 году, накануне завершения строительства Братской ГЭС, он снова побывал на Ангаре.
Народ, собирательный, многоликий образ, в поэме «За далью – даль» персонифицирован. По тому, как представлен каждый персонаж, чувствуется отношение к нему автора. Многие только упомянуты: кто с симпатией, кто с иронией. Герои в отдельных и персональных сценах.
Выразителен, например, эпизод «Первая встреча с Волгой», с которого начинается глава «Семь тысяч рек». Она представляет героев с лучшей стороны, раскрывает их великодушие, душевную тонкость. Печать значительности сказанного о великой русской реке ляжет и на оценку конкретной человеческой судьбы: «Он, мой сосед, под Сталинградом За эту Волгу воевал». В главе «Фронт и тыл» Твардовский покажет майора в новой ситуации, в «крутом споре» на тему: фронт и тыл. Ему дана не одна реплика, а целый монолог, который «с пристрастием слушали». Прошедший на войне путь «от солдата до комбата», майор был убедителен в разговоре на острую тему.
Глава о молодоженах. Здесь выражен чисто психологический аспект темы «молодоженов», которые держатся в вагоне особняком. Взгляд со стороны так естественен в этой ситуации. Он и определил необычность мизансцены, в которой предстали юные герои. Она романтична по своему звучанию.
И только держатся особо,
Друг другом заняты вполне, -
Выпускники, наверно, оба –
Молодожены в стороне.
Стихи согреты теплотой, сердечностью, они поистине вдохновенны. «Супруги юные» – главные герои и главы «Москва в пути». Ее тональность определяет лирическое отступление о молодости, ее долге и ответственности «за все, чем в мире жизнь красна». С авторскими словами перекликается монолог молодого супруга. Поэтически значительна концовка главы «Москва в пути», где ненавязчиво звучит тема «отцов и детей». Здесь элегические мотивы соседствуют с патетикой, светлые воспоминания о минувшей юности – с мыслью, в которой спутники утвердились после встречи с юной парой:
Полна, красна земля родная
Людьми надежных душ и рук.
Это убеждение определяет пафос не только главы «Москва в пути», но и таких, как «Две кузницы», «Огни Сибири». Время требовало героических характеров. И Твардовский находил их на новостройках. Он показывал своих героев во весь рост в крупном событии – перекрытии Ангары.
Третий урок.
«В моем представлении, – писал К. Симонов, – «За далью – даль» – это много лет жизни, прожитых и обдуманных, отданных поэтом на суд читателю» эти слова перекликаются с теми признаниями Твардовского, которые мы найдем на страницах его поэмы:
Я видел, может быть, полсвета
И вслед за веком жить спешил
Я жил со всеми наравне.
Психологический портрет Твардовского дорисовывает еще одно его признание:
Еще и впредь мне будет трудно,
Но чтобы страшно –
Никогда.
Глава «Так это было» занимает в поэме особое место. Писалась она трудно, с большими перерывами. По дневниковым записям поэта можно судить о том, какой труд стоял за каждым ее словом. Начало работы было связано с потрясением, вызванным смертью Сталина в марте 1953 года. Судя по названию, главным эпизодом задуманной «сталинской главы» должна быть встреча Смерти со Сталиным. Новая редакция главы подготовлена к началу 1960 года. Она имела название – «Письмо с дороги». 27 января 1960 года поэт записывает: «Вчерне скруглил сегодня «Письмо с дороги».
В 1956 году прошел ХХ съезд КПСС, развенчавший культ личности Сталина, но вся правда об этом историческом явлении не была сказана до конца. Это заставило Твардовского обратиться с письмом к Н. С. Хрущеву (4 февраля 1960 года). Поэт просил руководителя партии познакомиться с главой «Так это было», «ключевой, решающей» главой законченной книги. В письме, в частности, говорилось: «Если бы все, в чем нуждается душа человека, можно было бы сказать в докладах и решениях, не было бы необходимости искусства, поэзии».
Рядом с этими словами можно поставить строки из поэмы «Василий Теркин»:
Не прожить наверняка –
Без чего? Без правды сущей,
Правды, прямо в душу бьющей,
Да была б она погуще,
Как бы ни была горька.
Поэт не только выносит в заглавие эти слова «Так это было», но и повторяет их снова. Это рефрен. Глава «Так это было» написана не бесстрастным летописцем, а поэтом-гражданином, который чувствует свою сопричастность времени. Стихотворный текст звучит взволнованно, с повышенной эмоциональностью. Свое видение времени Твардовский проявляет и в осмыслении конкретной человеческой личности, вспоминая свой смоленский край. Говорит о судьбе простой русской крестьянки – тетки Дарьи (это реальная фигура; Дарья Ивановна – соседка Твардовских по Загорью, поэт ее хорошо знал). Она единственная из всех персонажей названа по имени. С теткой Дарьей поэт сверяет свои мысли и дела. Она для него – воплощение совести, правды и справедливости. Тетка Дарья – художественное открытие Твардовского.
Последняя глава поэмы – откровенный разговор поэта с читателем. Вопрос риторичности. .
А потому и в книге этой –
Признаться, правды не тая, -
Того-другого – званья нету,
Всего героев –
Ты да я,
Да мы с тобой.
Так песня спелась.
Но, может, в ней отозвались
Хоть как-нибудь наш труд, и мысль,
И наша молодость, и зрелость,
И эта даль,
И эта близь?
Посредством анафоры передается емкость содержащейся в этом вопросе мысли.
Н. В. Чипенко, ГБОУ СОШ № 478, Москва
Метки: Литература